НИКОЛАЙ БОЛДЫРЕВ

Болдырев Николай родился в 1946 в Серове Свердловской обл., публиковался в журналах «Уральская новь», «Имидж», «Шанс», автор книги «Медленное море» (изд. «Версия», Челябинск, 1995). Живет в Челябинске.

* * *
Спорь - не спорь
с привиденьями жизни,
так и льнут, и теснят, и тревожат,
на колени без спросу садятся
и впиваются в память, как в губы.
Всё огульней их пляс, возбужденье
бестолковей, настойчивей пламя...
По кому они так истомились?
И чего им не спится в глубинах?
Я прожил бы жизнь втихомолку,
неразбуженный, как нерождённый
я прожил бы прозрачнее лёта
голубиной стаи в Колхиде.
Я проспал бы в забытой часовне,
где медовое льётся время,
где парят мгновений эоны
в забытьи
никуда
ниоткуда...

МОСТЫ

Поэты всегда сжигают мосты.
А зачем - не знает никто.
Никто не знает - зачем, почему
поэты сжигают мосты.

Быть может затем, чтобы за ними никто
не гнался порою ночной?
Быть может затем, чтоб горели всю ночь -
над рекою их судеб - мосты?..

* * *
Не взять с собой
этого моря.
Не взять с собой
этого неба.
Не взять с собой
этого песка
и этого заката...
Но что с того, если скоро
возьмёт меня
это море.
Возьмёт меня это небо.
Возьмёт меня
этот песок
и этот закат
и этот ветер...

* * *
Еве К.

Речи столетий
и с Моцартом встречи -
вот что заполнит
выпавший вечер,
из рук моих упавший
и не попавший
и не перешедший
в узкие нежные руки твои.
А взгляд твой, тёмный и сумасшедший,
как крылья бабочки,
поднимающейся из крови.

* * *
Друг мой вечный,
нас сдружила непогода,
мы не добровольно подружились.
В узкой горловине смертной жизни
нас столкнуло общее теченье.

Бесполезно сетовать на время -
мы пронизаны его корнями,
мысли ткём из этой нервной пряжи,
дышим хроноса безумными ветрами.

Бесполезно сетовать на предков,
выстроивших сети нашей кармы:
подневольных нет на этом свете.
Волею своей себя мы держим,
эта воля жаждет насыщенья,
наслаждаясь, ропщет, попрекает...

Если б не хотел -
ты б не родился.

КАНУН

Ты осталась одна.
Вынесли последний гроб твоего поколенья.
Куда они ушли? Что встретило их там?
Ты сидишь у плохо выбеленной русской печи -
одинокая одеревеневшая ворона,
и холод вымерзающего дома
медленно, но неудержимо входит в тебя,
стремясь пробраться до самого нутра,
до юности твоей, до детства твоего, до твоих
чуть ещё тлеющих, как огонёчки, грёз.
Ты подбрасываешь угля, словно воспоминаний,
ворожишь кочергой - безнадёжно одинокая,
седая, сгорбленная.
Напртив двери - большое старинное зеркало
в резной оправе. В нём за твоим
остановившимся взглядом бродит
в фейном отливе вороных волос
лёгкая весёлая красавица...
На что она надеется?
Видит ли сквозь безъязыкое время старуху,
оказавшуюся в неведомом и ледяном?
Захлопнулось время.
Жизнь перевернулась. То, что казалось наверху,
оказалось снизу; то, что казалось большим -
оказалось ничтожным; и ничтожное внезапно стало
великим... Многое оказалось шуткой.
И ты сама себе стала чужою.
И если отнять у тебя твой облик и память,
то кем ты будешь? И не спутаешь ли себя с травою?..
Войди же, как когда-то знойным летом в реку -
в это роскошное замерзанье!
В этот хмелящий холод.
Впереди - обетованье. Ибо то, по чему тоскуешь,
всегда впереди нас.
Посмотри своим завтрашним зреньем
и ты увидишь свой новый юный облик.
Ты увидишь его вон за той лёгконогой красавицей
в старинном зеркале,
в этой анфиладе зеркал,
называемой временем, жизнью, судьбою...

* * *
Мы не созреем никогда.
Нам этот климат не позволит.
Мы будем тлеть и гаснуть в поле,
пока отчаянья страда
не скрутит и не приневолит
к любви - вчера, сейчас, всегда.

* * *
Ветер пахнет золою,
а пятки мне лижет песок.
Пятицентовою монетой
уходит в пространство занудство.
Гиацинты зачахли.
Как неба фундамент высок!
Избиенью младенцев
предшествует осень искусства.
Петипа переехал в Париж.
Или мы - в Петипа.
Бесконечное это сквалыжное лето.
Замедляет разбег, словно гордое горе, тропа.
И летит надо мной в полумгле
Ли Тай-по неодетый.

Сбросим бремя
и вместе отправимся спать.
Кто-то в ритмах строфы
вдруг тараном пронёсся сквозь воздух.
Всё, что взято, однажды придётся отдать.
Постарайся забыть навсегда
про земные пути и про звёзды.

* * *
Из эха сотворённое -
не эхо.
Сухая прядь.
Я ускользаю в полночь.
Немые стены.
Пусть они немые.
Ткань сухожилий.
Всё это бесценно.
Бессонно ветер проплывает рядом.
И ткёт песок свои благословленья.
Невидимое вот что вот что вот что.
Виталище и угловатость вербы.
Вернётся ли и что если вернётся.
Немые стены и пустые вздохи.
Из эха мы не сотворим кумира.
Фонтан уснул хотя он нами брошен.

* * * (1994)
Гоголь
голь перекатная
гога гиль ноль
ветхозаветная ватная
нижется епитрахиль
Препроводи меня к Северу
выведи меня в epoh -
Русь моя безответная
невыносимая детная
в ситцевом смерти платке.

* * *
Как врастаем мы в землю, о если б кто знал!
В тот случайный кусочек, что дан от рожденья.
Так врастает ручейник в межскальный кристалл.
Так врастает буддийский святой в механизм пробужденья.

Как нам трудно блуждать просто так по планете Земля.
Как нам трудно любить экзотических ветреных женщин,
когда слёзы в глазах, а за ними шумят тополя
только маленькой рощи, чьи руки знакомы до трещин.

Ручеёк, переулок, завиток дорогого виска...
Как нам мало здесь нужно! А сердце сжимает от боли.
Как нам важно лечь в землю возле родного леска,
где кончается поле, где начинается воля.

* * *
Я видел её
не было сомнений:
утопленница.
Распущенные волосы
как скошенные травы
руки как ветви рябины
глаза остановившимся светом
словно чуящие дно...
Ей ничего не нужно от нас
не утонувших
в своём детстве

* * *
Шевеление усиков слов
я принимаю за мысль.
А это просто шевельнулись
усики слова,
пролетавшего мимо.

* * * (1995)
Нет ничего что было бы не мной.
Я - весь с тобой, я - весь с тобой.
Я - этот шар слепяще-голубой
и глаз твоих, и слёз твоих прибой.
О, милый мой, я - скепсисом промыт,
я вылизан бархоткой Чжуан-цзы.
Я десять раз растерзан и убит
и всё же я - восторженность лозы.

Я безнадёжно очумел и тих,
я - песнопение ничьей воды.
Я - вдоль беды, я вдоль беды застиг
зелёную застенчивость воды.

Утраченное - не по мне, а ты -
кто ты, мой друг, признайся мне - кто ты?
Я - лепет твой, я - голос немоты.
Я - жаркий сон бессмертной наготы.

* * *
Всё, что коснулося нас,
коснулось случайно.
И это, скажу я вам,
тайна
коснулася нас.

* * *
Мы переводим каждый жест и шаг
на ломаный язык полупризнаний.
Туман ложится ровно, без зияний,
и меркнет в беспредельности овраг.
Я жду чего-то большего, чем знак.

* * *
Грустно, мой милый.
Грустно, мой нежный.
Нас покидают наши надежды.
Шорохи глаз отцветают как липы.
Юностью нашей мы позабыты.
Ждали нас зря и царевны, и страны.
Голос свой слушаю - слабый и странный.

* * *
Можно ли сделать себя зеленей?
Падаем падаем
вниз вниз
Караульная сторожка
Господа Бога в лесу
Перекрёстки касаются
тонкими стеблями
пятилетних женщин
Лето заканчивается
но
первый петух
всё ещё поёт.

* * *
Это серое небо
и серый дождь,
если однажды войдут в твои глаза,
то уже не уйдут.
И ты скажешь
сам себе:
ничего не случилось,
это праздник закончился,
это жизнь прекратилась,
не печалься, просто взгляни:
лист мироздания жёлт.

* * *
Нет, не хотел бы знать
о чём поют красные сосны.
Пусть они тихо поют.
Нет во мне любопытства
к внутренности прекрасной вазы.
Пусть ваза тихо сияет.
А твоё сердце…
Оно не ваза
не шорох сосны
не голос скрипки
И уж конечно не игрушка…
Вхожу в эту берёзовую рощу
Стою перед свеченьем берёз
как в храме
Не трону изнанку вещей -
тайну Божью.

* * *
Завтра ты уже не увидишь
трепетанья этих бархатистых ковриков…
Да что завтра?
Уже через мгновение
бабочка вспорхнёт -
непредсказуемая,
как смерть.

* * *
Одно - увидеть в зеркалах мгновенных
свой лик приватный, перемен ничтожность,
всю пошлость счастья, до которого так падка
наша мечтательность. Другое -
вдруг обозреть внезапным диким чувством
всё дерево вочеловеченной природы,
в которую вошёл ты как преемник
ростком и почкой. Одно -
в мгновении мгновенным восхититься.
Другое -
увидеть тайный свиток времён,
свиваемых, как небеса свиваются
на древних фресках, ангелами с обликом
рабынь прекрасных или прекрасных андрогинов.
Мгновенье может стать стеной, а может -
дверью. Мы не владеем, это нами мыслят
и нами длят и нами созерцают
и нами проверяют зрелость плода.

* * *
Уйдёшь, а что останется?
Лишь горстка глупых слов.
Да пустота-красавица
да чистота костров.