Титова Татьяна Федоровна родилась в 1962 в Нижнем Тагиле. Закончила Нижнетагильский педагогический институт. Публиковалась в журналах "Несовременные записки", "Уральская новь", "Урал". Автор книги стихотворений "Деревья" (Издательство Уральский унивеситет, Екатеринбург, 2003). Живет в Нижнем Тагиле.
* * * (1997)
Ты родилась из предписанья сна:
Мгновенный сон в его пугливой раме
Показывает летняя луна, И влажный
сад засвечен в панораме
Загадочного росчерка судьбы,
Где мяч слегка мерцает на маршруте
От теннисного корта до любых
Высот, довольно низменных по сути.
Ты родилась и можешь умереть,
Но дышишь, и на вдохе, как на блюде,
Стоят, не поднимаясь и на треть,
Твои слепые замкнутые груди.
Ты яблоко надкусываешь вдруг,
Одним глотком вбирая хрусткий трепет, –
И яблоко описывает круг,
Взрывается и замыкает лепет,
Свистящий, как «цукат» или «индус»,
И на свету рябит твоё скольженье
Настолько явное, что больше не боюсь
Проснуться, не заметив пораженья.
* * *(1997)
В холодных лицах остыл помутневший вечер,
И гладит худой котенок пугливой лапкой
Кошачий язык, шершавый... коробит плечи,
Шерстит и шерстит, лижет. И лапке сладко.
Как приторно мне притворство - родных морочить!
Глядит незакрытым глазом во сне Трёхглазка.
Пройти сквозь больное ухо, не смяв повязки? —
Пускай лучше спит окаянство — кого урочить?
И чьи-то ноги дубили камень вокруг улики,
И чьи-то руки носили лёд в Синюшкин колодец...
Котёнку бросили банку в полфунта лиха,
А над сгущённым и сладким эхом рыдал уродец.
** *(2001)
Дадим тебе тарелок и бутылок,
Чтоб чаше врал: «С лица не воду пить...»
Чтоб в синем треске каменных опилок
Печали оставалось утолить.
Но словно бы впотьмах застигнута криница,
И ночью ты спешишь встречать отца,
Небритым посему. И воду гасят лица,
И воду пьют с лица.
** *(2002)
Ангел после отлетит –
Скаредность горька...
Посреди дерновых плит
Встречу мотылька.
Не размазан он в зажим –
Выше залезай! –
От его набоких жил
Отплеснётся рай.
** *(2002)
И заплутает лукавость, - а ты влачись в сухостой
Пыль мелкоскопа с амёбами в каплях делить,
Мокрою тряпкой следы затирать за собой, Чтоб
неповадно им было к тебе приводить.
Ты там уляжешься наземь, а в циркуле дождь
Так и пойдёт панораму до круга скруглять.
Если ворочать во сне камнеломное крошево - вождь
Краснокожих опять примерещится - время листать
Или О ‘Генри, или опять просто О:
Нечем любимую буквицу к травам пришить.
Ты полежи пока молча, чтоб горе ушло
Каждой теляти волка поймать и любить.
* * *
Ну что сказать тебе про сахар в керосине,
Полуночный лабаз, замусоренный лаз...
И ленты в парике, и шелест в кринолине
Под леденцовый сон сосутся в самый раз.
По прихоти тоски ключ замер в гардеробной.
На вынос мишуры лежишь полупластом,
Нетронутым в своей тени внутриутробной.
Гримаса в рукаве и реверанс потом.
Он продерётся вмиг сквозь бисер толоконный,
Не расспросив чего, всандалит прямо в лоб...
Поторговав часок замазкою оконной,
За пазухой сожмёт, замыслив оберёг.
И долго никому не буду я любезен:
Ломается братва у русского царя.
Под обезьяний смех нам Happy End полезен...
И календарь раскрыт, и нет календаря.
* * *
Хочешь птичек с натуры, уже отлетающих вниз,
На картине зимы оставляющих пестрые тени,
Где нормален, как голый ребёнок, каприз,
Занимающий место вовсю уходящих видений?
Ты зажжешь и погасишь свечу. Непогода горька.
Лучик света, хватающий скользкие лысые ставни,
Промелькнёт и погаснет. Запахнет простором строка,
И начнутся заботы, которые – море и камни.
Не подарок природы липучие рыбьи мозги,
А бесценный указ, отменяющий женственность плоти.
Возвратясь на свои сопричастные веку круги,
Между ложью и блажью мы все остаёмся в цейтноте.
Хочешь, я поменяю пластинку? Не стоит скучать,
Расплетая судьбу на простейшие белые сети,
Из которых психованный негр будет рыб выбирать,
Зажигая фонарь, чтоб его погасить на рассвете.
КРУЖКА МОЛОКА, ФОТОГРАФИЯ
Что это: проблески света или времени мета седая?
Портрет ощутимый, прикнопленный накрепко к стенке,
Сутуловатой секунды прижизненный плюс. Не страдая,
Притянуты губы до верху, до лопнувшей пенки.
Не станет морем зелёным или звенящей струной:
Примененье вторичной бумаги проявленной сложно.
И морщинится лист, фотографии контур земной,
Неподвижное пьёт молоко, что почти невозможно.
Облекается кружка белесого миража
Несомненно старушечьим бледным запястьем.
Вот лицо исчезает, и слабые руки дрожат
Без лица человека, но с лицом невозможного счастья.
* * *1997)
Память в природе вещей должна быть оставлена
На завтра, коль функция голубя мира повреждена.
Суворов кукарекает петелом у Державина,
Когда стоит тишина.
В этой тиши не дышит мгновение,
И ухищрением разума здесь не прибавить ни капли.
Холодно. И нет мановения,
Открывающего переход через Альпы.
Так бусина скачет по нитке, нанизана,
Так вечереет, и брошены тени в кругу.
Перед иглою, пластинку лижущей,
Я остаюсь в долгу.
Дни, словно капли в клепсидре, сближены,
И время течет неохотно, вотще дожди приводя.
И хочется выйти из скорби обиженной,
Похоже, не спрашивая дороги, только идя.
* * * (2001)
Со свечою искать оплывающий воск,
Не заметив свечи восковитую суть...
Зачумлённой зимою покруче мороз
Разделяет твердеющий настовый путь.
Повтори без следа, обойдись без помех,
Без щедрот в опустевшем зелёном аду.
С первой буквой - мораль, а с последнею - грех:
Припечатать случайно - и в лес на беду.
Не откликнется стон, потому что ночной.
Не застеклится явь, потому что зима
Забелила уже темнотою иной
Все предметы, сошедшие разом с ума.
И своей кривизной не блестит аметист:
Поселилось безумье за тяжестью лиц.
* * *(1997)
Изменчивость в неслыханном плывет.
Не выбирая форму полуночи.
Вдруг робкое движение мелькнет,
И тень останется, пристанет, залопочет,
И отплеснёт, и обнажатся омуты,
И зацветёт сирень на берегу.
Седые молнии доподлинно изломаны
В знобящем хриплом крике на бегу.
* * *(1997)
В стихотворящей надменности некто потряс ключом:
Пирамидальный блеск и музыка ниоткуда.
Заваривай кашу по памяти и не молчи ни о чём.
Прелестна зеркальная гладь (её не пройти ни на пари, ни чудом),
И на себя перетягивать день в обретенье тщеты нестыдно,
И проплывает в долину дождя шумящая бездна,
Радугу треплет сон, но наяву не обидно
Ручьи собирать под водой и тучу клеить из теста.
И в эту реальность хода нет никому чужому.
Напрасно мухам парить, а камням - считаться;
Есть рыба, есть хлеб, есть земля, и нас спасёт по-иному
Нестерпимая благость судьбы, покуда спят домочадцы.
* * *(1997)
Сквозь длинную осень запястий
Кудрявая венка течёт. По воле
пчелиных пристрастий
Задержан косой перелёт.
А нам - память сваи височной
В проточный песок забивать.
Читать Мандельштама построчно,
Орать свою кузькину мать.
* * *(1997)
На глубине оставшись, исчезая,
Одноимённым сумраком дыша,
И времена, как имена, склоняя,
Неразведённым воздухом шурша,
М
ы обретаем нежное пространство
Произнесённым обнаженьем слов.
Несбыточных реалий постоянство
Натягивает кружевной покров.
И тайный смысл дрожит, не исчезая,
Образовав стремительный удел. На
узенькой бумажке провисая, Шевелится
кошачьим глазом мел.
* * * (1998)
Ещё небесный лес
Выпрастывает ветки,
И сок нагих древес
Доходит до отметки -
Зарубки на стволе...
Ветвей сквозное чудо
И лужи на земле,
Которые забуду,
Покуда ветер спит,
Не зная остановки;
И темнота стоит,
Не требуя обновки.
ДЕРЕВЬЯ (1998)
Полночный город зыблется в дыму.
Пронзая тьму, деревья тянут пальцы.
Доступные и взгляду, и уму,
Недвижны сучковатые скитальцы
По морю дней, по сумраку теней...
Простого тополя маршрут продолжен праздный
Из тьмы на свет, где кажутся вольней,
Бросают тень и обретают разум.
Деревья неотступно говорят,
Плывя в дыму от мира в отдаленьи,
И память вековечную творят,
Отпущены, как в первый день творенья.
Деревья, установлено, худы.
В параде чудодейственного блеска
Не отрывают камень от воды,
В сплетенье заводи смотрящиеся резко...
Их тени наполняются зимой,
В зеркальности становятся футляром.
Их души отправляются домой
К ветвям полуденным, намокшим, старым.
* * *2001)
Еще и псевдозухия рисуя,
По небу скачет прямо в ноготок.
Или комар, над деревом танцуя,
Пыльцу сшибает прямо поперёк.
Не медля, опускается блаженство
И бьёт из наших жил, из наших крыл.
Моей природы скудно совершенство
Берёт кристалл, а вошь у нас - берилл.
Бери же жизнь ночами роковыми,
Когда собаки спят навеселе,
Когда деревья чертят гробовые
Расчёски слёз на каменном стекле.
* * *(2002)
Трезубое сугубое ничто,
Когда иным по смерти назовётся,
То это кстати: ненависть прольётся
Из рваных дырок цирка шапито.
Сгореть вдвоём, но не встревожив лик
Взаимного и в кубе совращенья:
Легка рука не выкрестит прощенья,
Лицом к лицу не встанешь ни на миг.
А если дождь слезищами - смотри! –
То утащи немножечко махорки
И перетри в слова на мелкой тёрке,
В процессе сна теряя пузыри.
