НАТАЛЬЯ КАРПИЧЕВА

 

ВОТ И БЕГИ (2010)

Это последнее из горьких писем Лу.
Впрочем, тебя и сладкого не лишали.
Кто это там пристыл к твоему стеклу:
Бабочка Мнемозина-зима, душа ли?

Вот и беги в свой солнечный Недостан
Прочь из химических сред, где взвесь и битум.
Брось эти все отсутственные места,
С ними ещё никто не умел быть квитым.

С ними с горы несётся не вакх, но босх.
Аэрофлот не спасибей ж/д вокзала.
Стой-оловей: человек человеку воск.
Кривься душой своей – не твоим вассалом.

Даже кто пьёт покрепче и так же сшит,
Обречены на нехватку целильных луцей.
Все здесь не те из тех, кто бежать бежит,
Да и успеет солоно обернуться.

Лучше беги домой и пиши пропал,
Только пиши, за этим сюда прописка,
Пока не меркнет свет и горит напалм,
Птицы пока летят высоко и близко.

Значит, теперь в тебе таковать судьбе,
Так тому пуповину перевязали,
Так и бежать. И коротко о себе:
Спать. Были воры. И ничего не взяли.

И (2011)

Забираясь под рёбра небу, колокола
Воздух делают тоньше, временней и отзывчивей
И немного нужней. И я тоже была бела.
И я тоже была-жила на краях отжившего.
И я тоже была пригожей, остановись
И запомни меня такой (сами мы нездешние).
У меня к тебе пара слов, пара крыльев ввысь,
От укуса в сердце кровь накипит, сердешная.
И во мне веснуются мартовские кроты,
Аварийный выход, безвыходная авария...
И когда от меня останется только ТЫ, –
(взрыв с глушителем) я научусь тебя выговаривать.

* * * (2010)
Пока тебя во мне ещё осталось,
Запомнить между мнить и сомневать,
Как ряженной в насильственную старость
Мне о тебе хотелось танцевать.
Всегда-нибудь прийти к тебе любою,
Такой-нибудь найти пароль и ключ,
И за прополкой якорного поля
Заснуть с тобой, меняя плющ на плюш.

По небу в руки, в сердце по планете –
В оранжевую песню воробья.
И нету слов без о матери на свете,
А в каждом первом Маме хнычет Я,
Забывшее не означать, а значить,
Стреляя огоньку на маяки.
Но я совсем негромко (можно?) плачу.
А был ли мячик?
Сердце береги.

И словно в оправдание полёта,
И будто в извиненье высоты
В местах приобретения свободы
Я становлюсь такой же, как и ты.
В твоём саду срываю три цветочка,
Забывшись, но, опомнившись, один
Оставлю для себя. Всё больно. ДТочка.

очень мыло (2010)

Это всё тебе: и колыбельный Рим, и обмелевший Нил.
Это всё, потому что он тебе позвонил.
Это будущее, которое ставит тебе на вид,
Что его не будет, никто (никакой водою) не оживит,

Даже Прошлое, друг-нетоварищ на цветовкус,
Извлекающий всё, что ты, из чётких бус:
Как бросали монеты в Лету, играли в блюз,
И ты кричала ему сквозь фонограммный плюс:
А когда ты мне бросишь нравиться, я влюблюсь.
Это всё тебе, из последних сил, последних уст.

Что ж, живи в розовом ящике, по голубой кайме
Несвободного небосвода пиши себе бе, мне – ме,
Охраняй свои грамоты, расплетай своих мыслезмей.
А не хочешь терять, мой тебе совет, не имей.
Он не то, чем хотел сказаться, но говорит.
И ты слышишь его бронхит, его талый вид,
Как он ровно трёхдневно любимо тобой небрит.
Он не то чтобы болен, он слишком давно болит.

Это всё в твои огороды крапива да лебеда.
Вот, бери, как молчит и дышит, как вдруг, когда
Говорит, что не отдал ни пяди былой зимы,
Начинает казаться, что вы с ним ещё на мы.

И ещё говорит, что больше не будет войны.
Согласись, это очень мыло с его стороны.

* * * (2010)
Нет, я не помню, какой был день от рождества, я – ночь.
Перерождаясь, стеклом к стеклу вызвоним: «Счаствуй, Лу»,
Пусть у тебя всегда рыдает небо, такое – в-точь,
Словно его не подстрелят вчера, не подадут к столу.
Счастье моё, сороконожка, хромая на двадцать
неправых ног,
Я остаюсь на продлёнке, короче, иди ко мне,
Сядь, улыбнись, откройся, ведь всё, что мог
Бы не сказать, не сказал. Ты, верно, ещё в окне,
Целишь в затылок, но я ухожу, не поднимая глаз
Цоколя выше, бросая взгляд в долгий пустой карман.
Эй, рассчитайсь на «ты» и «я», только уже на «нас»
И не рассчитывай, видишь ли, лу-чшая, я – роман
Не твоего героя, уйду без кожи, оставив по ней мороз,
Прошлый нечётный, нечёрный год, что держит
равненье врозь,
Праздник, который всегда с трубой, как паровоз под откос,
Время, которому нет числа, не обессудь, не нашлось.

про сейчас (2011)

Так в нём и сиди, глотая солёный дым,
В последние прятки ненайденная в капусте,
И думай о святе-месте, о месте-пусте.
Он дерзкий и дарит плюшевые цветы,
Смешит, чтобы тот же час прикурить от грусти,
Но он тебя не отпустит уже, допустим,
А как ему, например, тебя отпустить,

Когда твой сурок не с тобою в твой год сурка.
Ты можешь лечиться временем, сном, всё равно
Великое каплет в поволглую ширь зрачка.
Несвоевременность – вечная травма,
Где есть он пока, но тень его столь тонка,
Что рвётся от ветра. Сейчас. Завтра будет рано.

* * * (2011)
Ну хотя бы так – откровенность за окрылённость,
Перерезанный синей радужкой окоём,
И давай отойдём повыше стоять под клёны
На своём.

И пойдёшь с непрямой спиной и кривляясь тенью,
И сойдёшь за любого и даже на нет как нет.
Ну, сойдёшь, а куда ж ты меня-то в себе денешь,
Если я тебе буду, скажем, кривой свет?

Или стану (пойдёшь) околёмываться от синих
Ниток, славно прошивших, скатанных в узелки,
Слепнуть снегом – один из таких наискользких зимних
Видов марта. Пойдёшь, хотя бы не побеги.

В сумме сутошных эти пытошные касанья
Дольше или короче. Прочат слететь с бобин.
Впрочем, если бы я умела готовить сани,
Тень чего бы тогда мне было в тебе любить?..

а что... (2011)

А что, куда уже дальше, душа моя, так и простится
(смягчённое нужным и влажным знаком),
От невозможности быть истицей,
Если все тысячи ватт/лет – и на кон.

И даже на чудо-бедно куда надеяться,
На цепкие связи по принципу канцелярской скрепки.
А что, моя душная, а тепло ль тебе деется,
Или же хочется к мамке на небко?

А что у тебя приданого: винительный, дательный...
Сигнальный шёпот пожа-а-ар (после пожара).
А что у него глаза чисты, как у всех предателей,
Так не от лукавого ведь, сказать, – от жанра.

А что там в тебе старой новостью, что – новой старостью.
...........................................................................................................
В восемь. В метро. Зажмуришь мир, и тебя накрывает
Знакомой такой бродской всеблагодарностью:
Больно, значит, живая.

остальное (2011)

Не грусти, я возьму на себя этот бой стекла
И утерянный номерок, и, обратно, визу.
Остальное – тебе. Всё пройдёт, как и ты прошла
По неровному, неширокому, по карнизу:

Рождество или в прятки, цитаты цветов в висках:
Аритмия, уже не вечер, ещё не лето.
Ноша так себе – всё своё на себе таскать,
Всё лечить синяки на потоках слепого света.

Разве я не болел и, предательская, она
Не катилась к чертям, скупая... женские слёзы?
Разве не выходил в окно? Остальное – вина окна
Вот такой нижины, вот такого полусерьёза.

Не умел найти, но зато как никто – искать.
Там, откуда я родом (где я не рождался сроду),
Мне поют: Улыбнись, улыбнись, капитан Тоска,
И дыши полным ходом скомканным кислородом.
Может, что-нибудь выгорит, наконец, дотла,
Чтобы больше не знать, как черствы и как плохи розы.
Объявляю тебе спасибо, что ты ушла.
Объявляю себя тебе тебя себе – в розыск.

когда-нибудь уходят (2009)

Когда-нибудь уходят, долгий долг
Выплакивая в срок, – себе короче.
Пока ещё твой голос не умолк,
Звучи. Но станет проще, между прочим,

Не верить в исчислимость бытия
(Ты даже ближе месторасположен,
Распределяя пену для бритья
Обильнее всего на губы). Сложен

Из первых чисел, оттого и прост
Двудонный смысл незримого колодца.
До сна ли? Из себя отправлюсь в рост,
Спеша о поцелуи уколоться.

Полутона, полуодна, гори
Безвинно синим на стыдливых шторах,
Беря у бури пульса – изнутри,
Бия на поворотах и повторах.

Проскальзываю в гололёд стекла
Осколочными ёлочными. Вящим
Я добиваюсь первого числа
И присоединяюсь к уходящим.

пунктир (2010)

Кто ты пункту А? Ты на сутки больней и старше
Самого себя, как карась в чуть живой воде.
И зачем ещё проводницу назвали так же,
Как не важно кого? И как ты здесь (как ты – где?)?

Здесь, где время стоит на гранях и ездит зайцем
В самых светлых на всю вагонную волосах,
Можно вовсе не быть и даже совсем – казаться,
И легчать в чаше А, раскачиваясь на весах.

За решимость кого-то бросить (дай срок добраться)
Ты её простил, хоть не слишком горазд прощать,
И почти спросил уже, сколько теперь пространства.
Только что же ей, распотерянной, отвечать?

Здесь, где тамбурно, и минутная даже против
Часовой, где тебя как будто не строит план,
Между пунктами, где вам быть, никого не бросив
или бросив всех (или ты уже слишком пьян),

В междучувствии, в многоточии апогея.
Впрочем, ты привык к незадачам и не решать,
И всегда хотелось чего-то ещё другее,
И всегда было проще ехать, чем приезжать.

И она к тебе начинает курить неровно,
Да и ты (кто ты пункту В?) ей почти сказал
О магнитном свойстве почудившихся миров, но
Проводницу встречает Вронский, тебя – вокзал.

обо всём своём (2010)

Поскучай, погрусти, ан не с кем сидеть на трубе,
Выгнать из крови, пожурить да приобъять.
Позови всех, кто знает тебя, и никто к тебе
Не приедет. И, три-четыре! четыре-пять.
Сделка века. Тебе окно, а к нему бледный вид из окна.
Вот часы, подпоясанные под оные времена.
Вот тебе соматический дом – такой, что и в чём душа,
Два холста, два листа, две жизни, два способа не дышать.
Вот луна – одна, но зато с нужным сдвигом по фазе.
Вот тебе телефонный номер – такой не пробить по базе,
А к нему будь спок, что тебя потеряли и сбились с ног,
По тебе полицейский ласковый поисковой щенок.
Вот тебе небо – синее, как пятно от китайской вишни.
Вот тебе совет: будь одна, и никогда не станешь лишней.
Нулевой баланс проклятых вопросов, спасённых тобой планет,
Но зато всё своё, а всему своему и сносу нет.

не плошай (2010)

Застрахован, мой Бог придержит за капюшон.
Будь к нему, езжай со спущенным колесом.
Ты был взвешен, не найден вовсе, и был взбешён.
А на облаке каждый делается невесом.

Вот и мне: голова не на месте, царь – в голове.
А ты думал, тепло Офелией на ветвях,
Никому не звоня, как начать, как начать реветь,
Разобраться-собраться в пазлы? Но дело в швах.

Приходить в твой приход, твой сон и твою кровать,
В глушь, в деревню, в ночные песни цикад, цимбал,
А кофейное дерево – кофе и поливать,
Потому как – а кто хоть малость не каннибал?

Как ни выкрутишься, а незаменимых – есть.
А доедешь, сошлись на боль, от неё – спасёт.
Но хоть облако обесточено, лучше слезть.
Не плошай, не меняй широт-долгот-высот.

9 мая.
Не про победу (2011)

Зависли. Конец весны реальней конца апреля.
И вроде Аустерлиц, а не выторговать синевы.
Читаю Гаргантюа, дошла до Пантагрюэля
На самом краю войны, немножечко нервы, рвы.

Но время не устаёт, и вечность не потакает.
Молочные пули пли, и воздух вечерний скис.
Но раз ничего не ждём и ах тишина какая,
Такая, что хоть ты режь в себе её на куски,

И раз не бывает снов с чт на пт и веших,
В молчанку и не дышать (и не звонить) на слабо.
Помноженная тишина на медленные вещи,
И будет уже рыдать, и будет ещё бо-бо.
* * * (2010)
Эти каждые новые слёзки, как старый скользкий маршрут –
Этот праздник, который всегда с тобой, как варежки на резинке:
С белой ручки сколько ни стряхивай, бьют по бедру.
Пусть тебе всегда новых сказок в Мурзилке, свежего льда в морозилке
И оранжево флейты в висках, ночь в свечах да инсайт поутру.
Чтоб я думала, мне показалось, поди покажись мне,
Как земля на Покров, время быть со всеми своими но и чужими тпру.
Можешь плюшки таскать, можешь даже любить меня меньше жизни...
Только можно, я буду жить в тебе? Можно, я в тебе не умру?

и ещё... (2009)

...И ещё не про каждую кость – горло, не всё коту валерьянка.
Когда ты ушёл из сизого сердца, в нём наметилась пьянка.
В нём танцуют осколки ёлки, и я отвечаю хвойно
О как делах. И ещё дышу, дышу/не дышу подконвойно.
В ушах стетоскопа случился отит, когда он меня услушал.
Но уже не всякий остался жив, хронос хром, да услужлив.
Когда ты ушёл, я впилась в пустоту. Невкусно. Со вкусом ухода.
Мои подруги – ожоговый центр, дуют-дуют на воду,
Ушедшему телу ищут замену. Мы, кажется, антидуши.
По городу бродят поэты, и все, как один, с послушай
те. И ещё цветы на работе всегда цветут в выходные.
Казалось бы, проще куда забыть, какие мы были родные.
Когда я была большой, был снег. Теперь ничего не нужно.
Когда ты не дышишь, дышишь /не дышишь, мне тоже недужно душно.
Ещё сквозь меня летят самолёты, за мной по пятам наружка.
И если я обернусь на февраль, то вряд ли остолбенею.
Когда я была большой, меня не хватало. Меня любили игрушки.
Теперь я вросла в твою осень, но ты шепчешься только с нею...

БЕЗ ВОПРОСОВ (2009)

Здравствуй, считаю долгом выпросить о прощенье, если сквозь шторм пробьётся мертворождённый зуммер,
Странствуй, печальный рыцарь, образа не жалея, бей цветники, осколки – мне вещество к безумью.
Я прибываю завтра с той стороны залива, что у тебя на карте стёрта, а карта – бита.
Только слепые волны снова рождают пену, зря у неё большое прошлое Афродиты.
Время родит героев, видно, теперь – не время, слышно ль из-за страницы, память рубцует бездну.
Как там закат добрался, я его завернула в ангельскую бумагу – чисто, светло. Отвесно
Будет твоё скольженье вон за пределы «помню». Мне перелётно, знаешь, к чёрту теперь оседлость.
Скоро ли будет в прошлом прошлое лето, впрочем, это не так уж важно в свете счетов за светлость.
Вырасту, боль бинтуя, перед чертой разломов буду честна до крови, только не больше, честно.
Только бы ты запомнил: память рубцует бездна. Если совсем забуду или почти исчезну.
Спи, не теряй покоя, не находи сознанья, в беглое время суток белый маяк пробросив.
.............................................................................................................................................................................
Скоро. К тебе. Надолго. Буду баюкать волны, чтобы тебе уснулось – просто и без вопросов.