Изварина Евгения Викторовна родилась в Озерске Челябинской области. Окончила Челябинский государственный институт культуры. Работает в библиотеке Уральского отделения Академии наук. Стихи публиковались в журналах "Урал", "Уральская новь", "Несовременные записки", "Знамя". Автор трех сборников стихов. Живет в Екатеринбурге.
* * *
Что стоило б мессы - не стоит труда,
и то - на плечах голова...
"Плодите детей, умножайте стада..." -
ты помнишь, чьи это слова?
Ты помнишь, как пьяный факир лопотал,
когда выводили его, -
"Огонь - холоднее всего, что глотал,
огонь - холоднее всего..."
* * *
"Воблы ему, а воды - не давать,
сны окунуть в мотыльковую заводь..."
Вор не разучится воровать,
как и пловец не разучится плавать,
как попрошайка - тянуть из бычка
чад самопальный, осадок огульный...
"Мёда ему, а воды из бачка -
даже и думать забудь, караульный".
* * *
Виноватую - обух сшибёт.
А повинную - меч не сечёт.
А весна - где горяч на отлёт
быстрых капель обратный отсчёт.
А весна - где опричь суеты
городской - богородичный мед
жёлтой глины, и когти клесты
рвут на север из жарких тенёт,
и не вылущить льда на заре
из петляющей смуглой травы
там, где волос в сухом серебре
с виноватой упал головы.
* * * (1998)
Б. Р.
предчувствия его не обманули
но круто ли ему салазки гнули
мы не узнаем и к чему разборки
когда на всех хватает из пробирки
но пробивают дырки оговорки
на небесах из выцветшей копирки
поэтому предчувствия его не
обманули в пляшущем вагоне
пустой стакан по столику гоняя
кругами отменяя постепенно
его защит изысканные трюки
но до поры фигуры сохраняя
вагон давно стоял во тьме застенной
всю ночь шаталось море руки в брюки
* * *
Учащённым дыханием полнится дол.
Мёрзлый воздух в разломах дрожит.
Через пар и порог видят овен и вол:
в чистом сене младенец лежит.
Каплей крови до полночи сыт козодой.
Та же охра, земли седина.
И колодец в углу небывалой звездой
освещён до песчаного дна.
Будешь - Царь, будешь - прах,
исповедуешь страх,
испытаешь начала миров.
Но начнёшься в земле и на первых порах
будешь пастырь овец и коров.
И покуда не заняты жезлом, мечом
долгожданные руки Твои,
улыбайся, дитя, будто всё нипочем,
и до времени боль затаи.
До размена и зла, поруганья, чудес -
нежный век на охранной черте...
И Звезда обжигает покровы небес,
подражая людской наготе.
* * *
Там за душой миражи подражанья
под драгоценность скорлупку граня
чин чинарём то есть мимо желанья
прах то есть к праху во имя огня
пепел газетный зерно восковое
на жерновах биржевое новьё
пыль оседая на сердце живое
лепит похожее но не твоё
это не страшно мой милый не больно
зренье и то продышать удалось
там же где кровь оплетала подпольно
вовсе срослось то есть даром сбылось
* * *
Словно шмель, чередуя мычанье и рык,
заплетя их единою тканью, -
безнаказанный, цепкий, певучий язык
над покорной танцует гортанью.
Разбирать ли ему, наобум вороша
ароматы подземные эти:
невесомые петли вязала душа,
или плоть - паутинные сети?
И, попавшись в силки и густой перемёт
полосуя стеклянною бритвой,
насекомое так же себя не поймёт,
как и ты, человек за молитвой.
* * *
В Долине Проклятых Щедрот течёт река Аминь.
И две волны её - как мёд, а третья - как полынь.
Ни Божий перст по тем волнам, ни лотосовый лист -
лишь две земли по сторонам блистающей, как хлыст,
как меч, реки. Да не остёр - прощенья заслужил,
кто жёг на отмели костёр и вещи сторожил.
Сангина, вереск и агат, с бирюльками кисет -
достань любую наугад и погляди на свет
через чешуйчатый опал, пустынный мох в снегу...
- Ты прожил меньше, чем проспал на этом берегу.
* * *
Я там где обоюдно стыдно
свече и жгущему свечу
хочу увидеть что не видно
а вижу то что не хочу
в руке обол за оболочку
эй там с чекою и курком
поставь мне свечку на отсрочку
и путешествия в Опочку
и фортепьяна вечерком
* * *
где дни текут как под водой
где блеск во тьме летает
и Книгу кровью молодой
душа переплетает
душа по правде говоря
пьяна сама не рада
от изумруда янтаря
хурмы и винограда
роса ложится на верстак
запрещены усилья
где только юг и только так
отращивают крылья
* * *
Под навар на бумажном цикории,
под процент с незапамятных встреч
к точной рифме и скучной истории
возвращается блудная речь.
Что же - снова сомкнешь полукружия,
на гортани рубец отыскав,
или имя звезды и оружия
битым козырем спрячешь в рукав?
В подвенечной парче или в рубище -
задыхайся, блефуй, не молчи:
под фальшивое пойло кому б ещё
ты арапа вправляла в ночи?
* * *
Е. Т.
Слова - изумленью помеха,
сомненье небес об орле.
Не более страха, чем смеха,
искрит на смущённом крыле.
Когда умиравший отвесно
живет по наклонным кругам, -
не грубая тварь бессловесна,
а речь нестерпима богам.
* * *
Веруй, не требуя очного
случая - с тем, за плечом...
Мерой чутья позвоночного
знаешь, зачем и почём
игры у барского стремени
в "холодно" и "горячо"...
Веруй, не ведая бремени,
кроме дыханья в плечо.
* * *
...Шесть суток матом и пустыней
до истины в вине.
Холодный дом, душистый иней
снаружи на бревне.
Степных берёзок папироски.
Бумага и вода.
Зазимки, выжимки, обноски,
босые холода.
Возносит полночь над скворешней
полярную свечу.
Вода бумаги долговечней -
пиши да не хочу.
* * *
Е. К.
Совесть губами с земли соберёшь,
Душу от склоки отмажешь.
Что если - лучше уже не соврёшь?
Что если - проще не скажешь?
Клетка. Уключины. Стул у стены.
Возраст. Крахмал на воде.
Вот и озвучено.
Вот - со спины.
За поворотом.
Нигде.
* * *
Подкупаешь лунной бирюзой,
подступаешь влагою к реснице,
гроздью - по губам, на грудь - гюрзой...
Пусть на вечереющей странице
буквицы уже не различить -
перепись за рёбрами подробна.
...Изувечить, а не приручить
ты грозилась. - Ты ещё способна.
* * *
Базару назло, поделом околотку,
на то и грошовые цены красны -
жестокость и нежность: раскачивать лодку
над вечной свечой бестелесной блесны.
Глубинные волны, звериные сны...
И твердость, идущая так подбородку,
и в жгучей затяжке под зимнюю водку -
почти что догадка: "не надо - весны".
* * *
Больше сердца своего любить не можно
старше слёз своих уже не страшно
безуспешно
рад бы жить ничтожно
да уже схлестнулись рукопашно
будущее с прошлым бьют кромешно
общей смертью откупаясь пышно
после сердца ничего не слышно
* * *
...ничего, слава Богу, не требуя,
не снимая плаща на крыльце...
Вот что было и вот чего не было.
Вот о чём переспросят в конце
и набросят полотнище белое -
с головой, голова к голове...
Иль болимое да неумелое
не по вкусу летейской плотве?
* * *
В сетях уже не важно, что там -
паскудства или волшебства,
препоручи себя заботам
мифического существа.
У поручней такая давка -
последний транспорт на плаву,
И принимается как ставка
твоя неявка наяву.
В щербинках ржавчины и соли -
топорный вензель по клинку...
Сойдясь в цене, кивни уж, что ли,
незримому проводнику.
* * *
Глух и слеп, и оставлен, к тому же,
с длинным носом, в таких дураках,
что сгореть обещаешь не хуже
этой чурки, полена в тисках
винтовых, в облаках искромётных -
ты ль не пища живому огню?
...Вот и любят: нездешних, залётных -
за хвалёных семь пятниц на дню.
Не виню. Слепоглухонемые
совпадают по фазе вдвойне,
лишь бы - спесь, лишь бы - плечи прямые,
снег в ладони и брат на войне.
* * *
Нам недостаточно оваций
за прошлогодние понты -
не прекращаем махинаций
с тончайшим срезом немоты.
Когда стоишь в проломе узком,
крылами ветер очертя, -
не говори со мной на русском,
высокомерное дитя.
* * *
Это - преданность чеканит резон,
злая преданность веселой судьбе.
Это поздно, но сбывается сон,
это Смерть находит пару себе.
Чёрным стеклам показав белый клык,
малахольный раскусив бубенец,
двумя пальцами берёт за кадык
и брезгливо, но ведёт под венец.
И венчается рабе Божьей тот,
кто не раб, но тоже с верхом огрёб
сургуча на лихорадочный рот
и снежку на запрокинутый лоб.
* * *
Кто канул с ключиком в кармане
с непошатнувшихся стропил?
И кто кого в ночном шалмане
за незнакомство перепил?
Всплывём, чего там, в вольном стиле -
лишь тот не вспомнит ни черта,
кого прельщали и прельстили
неопалимые врата.
* * *
"...я тоже смертен..." - произнёс ребенок.
И плакал ночь. И ночи ли вина,
что выпростала душу из пелёнок
и голенькой оставила без сна?
Без сна и опыта, в кошёлке, в зыбке -
волною Нила, прихотью молвы...
И поклонялись Боговой ошибке
цветы и звёзды, ибисы и львы.
Рвалась столетий скоропись слепая,
качалась люлька на восьми ветрах...
"Я буду жить", - шептал он, засыпая.
"Я буду ждать", - кивнул с порога страх.
* * *
И помысливший волю тростник, и полынь голубая,
И осока - озёрная соль на прохладном штыке...
Человек же - проходит, как ветер, траву нагибая,
Обрывая слова, как звезда на упрямом витке.
И прозрачный ковыль, оперяющий пешие вёрсты,
И лиловый чабрец, в каменистых морях одиссей...
Человек же - проходит, как розовый пепел с берёсты:
Назови и рассей...
